Неточные совпадения
—
Дело Божье. Может, и погода будет.
И погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви
Божьей! Украйне не видать тоже храбрейшего из своих детей, взявшихся защищать ее. Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чуприны и проклянет и
день и час, в который породил на позор себе такого сына.
Уж
дело известное, и по Писанью известно, что глас народа — глас
Божий.
Не знаешь век, что есть ночная тень,
И круглый
божий год всё видишь майский
день.
Божья власть, а все горько!» «Да, в самом
деле он несчастлив», — подумал я; что же еще после этого назвать несчастьем?
— Брат, мне нельзя долго оставаться, — сказал, помолчав, Алеша. — Завтра ужасный, великий
день для тебя:
Божий суд над тобой совершится… и вот я удивляюсь, ходишь ты и вместо
дела говоришь бог знает о чем…
Тем
дело и кончилось, предали воле
Божьей, и все — и судьи, и начальство, и все общество — остались убеждены, что совершил преступление никто как умерший слуга.
День был ясный, и я, вспоминая теперь, точно вижу вновь, как возносился из кадила фимиам и тихо восходил вверх, а сверху в куполе, в узенькое окошечко, так и льются на нас в церковь
Божьи лучи, и, восходя к ним волнами, как бы таял в них фимиам.
В одно прекрасное утро родилась на мой счет сплетня (кто ее произвел на свет
Божий, не знаю: должно быть, какая-нибудь старая
дева мужеского пола, — таких старых
дев в Москве пропасть), родилась и принялась пускать отпрыски и усики, словно земляника.
— Ох, барин, слышали так и мы. На
днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал ему: и полно, Савельич, не печаль кума, не мути гостей. Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе, а все мы
божьи да государевы; да ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь.
— Есть такой
Божий человек. Размочит поутру в воде просвирку, скушает — и сыт на весь
день. А на первой да на Страстной неделе Великого поста и во все семь
дней один раз покушает. Принесут ему в Светлохристово воскресенье яичко, он его облупит, поцелует и отдаст нищему. Вот, говорит, я и разговелся!
Экая долгота! видно,
день божий потерял где-нибудь конец свой.
В лучшей своей части он ищет Царства
Божьего, ищет правды и уповает, что не только
день Божьего суда, но и
день торжествующей
Божьей правды наступит после катастроф, испытаний и страданий.
Но иной,
Божий конец есть
дело свободы, а не фатума.
Царство
Божье приходит и через творческое
дело человека.
—
Дело божье, Харитон Артемьич, — политично ответил гость, собирая свои корочки в сторону. — А девицам не пристало слушать наши с тобой речи. Пожалуй, и лишнее скажем.
— Правда-то ко времю… Тоже вон хлеб не растет по снегу. Так и твоя правда… Видно, мужик-то умен, да мир дурак. Не величайся чужой бедой…
Божье тут
дело.
— Да я не о том, немецкая душа: дело-то ваше неправильное… да.
Божий дар будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой, а вам наплевать… тьфу!..
Но катастрофизм не значит, что не будет никакого положительного результата творческого
дела человека для Царства
Божьего.
Но
Божий замысел о народе остается тот же, и
дело усилий свободы человека — оставаться верным этому замыслу.
Идея Царства
Божьего должна быть применена к судьбам и
делам царства мира сего.
Свобода веры и достоинство человека в
деле спасения основаны на этой извне видимой слабости Сына
Божьего и извне невидимой Его силы.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет
дело Божье и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными к злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страдания и смерти, а людей привлекало бы лишь добро.
Теургия есть продолжение
дела Божьего творения,
Божье творение не закончено, новый Космос, предвечно пребывающий, в идее Бога еще не достигнут.
Дело правды
Божьей на земле, правды общественной должно быть
делом творческим, а не разрушительным.
Дело Божье в мире осуществляется не только святыми, но и гениями.
Возводит строгие зеницы,
Льет радость, трепет вкруг себя;
Равно на все взирает лицы,
Ни ненавидя, ни любя.
Он лести чужд, лицеприятства,
Породы, знатности, богатства,
Гнушаясь жертвенныя тли;
Родства не знает, ни приязни,
Равно
делит и мзду, и казни;
Он образ
божий на земли.
— Взорвет?
Божья воля… Только ведь наше
дело привычное. Я когда и сплю, так диомид под постель к себе кладу.
А когда бархатная поверхность этого луга мало-помалу серела, клочилась и росла, деревня вовсе исчезала, и только длинные журавли ее колодцев медленно и важно, как бы по собственному произволу, то поднимали, то опускали свои шеи, точно и в самом
деле были настоящие журавли, живые, вольные птицы
божьи, которых не гнет за нос к земле веревка, привязанная человеком.
Володя возвращается. Все с нетерпением спрашивают его: «Что? хорошо? сколько?», но уже по веселому лицу его видно, что хорошо. Володя получил пять. На другой
день с теми же желаниями успеха и страхом провожают его, и встречают с тем же нетерпением и радостию. Так проходит девять
дней. На десятый
день предстоит последний, самый трудный экзамен — закона
божьего, все стоят у окна и еще с большим нетерпением ожидают его. Уже два часа, а Володи нет.
Он рассказывает это, а я самое дело-то читаю… складно да ладно там написано: что была жена у Парфена Ермолаева, что жили они согласно и умерла она по воле
божьей.
— То — цари, это другое
дело, — возразил ей Вихров. — Народ наш так понимает, что царь может быть и тиран и ангел доброты, все приемлется с благодарностью в силу той идеи, что он посланник и помазанник
божий. Хорош он — это милость
божья, худ — наказанье от него!
— Так мы здесь и живем! — сказал он, усаживаясь, — помаленьку да полегоньку, тихо да смирно, войн не объявляем, тяжб и ссор опасаемся. Живем да поживаем. В умствования не пускаемся, идей не распространяем — так-то-с! Наше
дело — пользу приносить. Потому, мы — земство. Великое это, сударь, слово, хоть и неказисто на взгляд. Вот, в прошлом году, на перервинском тракте мосток через Перерву выстроили, а в будущем году, с
божьею помощью, и через Воплю мост соорудим…
— По
делам… ну, и проветриться тоже… Сидишь-сидишь, этта, в захолустье — захочется и на свет
божий взглянуть!
— Главная причина, — продолжал он, — коли-ежели без пользы читать, так от чтениев даже для рассудка не без ущерба бывает.
День человек читает, другой читает — смотришь, по времени и мечтать начнет. И возмечтает неявленная и неудобьглаголемая. Отобьется от
дела, почтение к старшим потеряет, начнет сквернословить. Вот его в ту пору сцарапают, раба
божьего, — и на цугундер. Веди себя благородно, не мути, унылости на других не наводи. Так ли по-твоему, сударь?
— Второй раз сажают — все за то, что он понял
божью правду и открыто сеял ее… Молодой он, красавец, умный! Газету — он придумал, и Михаила Ивановича он на путь поставил, — хоть и вдвое старше его Михайло-то! Теперь вот — судить будут за это сына моего и — засудят, а он уйдет из Сибири и снова будет делать свое
дело…
Ему, верно, хотелось взглянуть в последний раз на
день, на свет
божий, на солнце.
И княжна невольно опускает на грудь свою голову. «И как хорош, как светел
божий мир! — продолжает тот же голос. — Что за живительная сила разлита всюду, что за звуки, что за звуки носятся в воздухе!.. Отчего так вдруг бодро и свежо делается во всем организме, а со
дна души незаметно встают все ее радости, все ее светлые, лучшие побуждения!»
Само собой, следствие; ну, невзначай так невзначай, и суд уездный решил
дело так, что предать, мол, это обстоятельство воле
божьей, а мужика отдать на излечение уездному лекарю.
Если умен да
дело знаешь, так много тут
божьего народа спутать можно; а потом и начинай распутывать.
Однако сын не сын управительский, а надели рабу
божьему на ноги колодки, посадили в темную, да на другой
день к допросу: «Куда деньги
девал, что прежде воровал?» Как ни бились, — одних волос отец две головы вытаскал, — однако не признался: стоит как деревянный, слова не молвит. Только когда помянули Парашку — побледнел и затрясся весь, да и говорит отцу...
Вот-с и говорю я ему: какая же, мол, нибудь причина этому
делу да есть, что все оно через пень-колоду идет, не по-божески, можно сказать, а больше против всякой естественности?"А оттого, говорит, все эти мерзости, что вы, говорит, сами скоты, все это терпите; кабы, мол, вы разумели, что подлец подлец и есть, что его подлецом и называть надо, так не смел бы он рожу-то свою мерзкую на свет
божий казать.
Вот оно, какие
дела могут из"периода"на свет
божий выскочить!
— Глас народа, говорит пословица, глас
божий. Во всякой сплетне есть всегда тень правды, — начал он. — Впрочем, не в том
дело. Скажите вы мне… я вас решительно хочу сегодня допрашивать и надеюсь, что вы этим не обидитесь.
Из предыдущей главы читатель имел полное право заключить, что в описанной мною семье царствовала тишь, да гладь, да
божья благодать, и все были по возможности счастливы. Так оно казалось и так бы на самом
деле существовало, если б не было замешано тут молоденького существа, моей будущей героини, Настеньки. Та же исправница, которая так невыгодно толковала отношения Петра Михайлыча к Палагее Евграфовне, говорила про нее.
— Ну так воля твоя, — он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется! Положим даже, что суд
божий и попустил бы такую неловкость и несправедливость: ты бы как-нибудь ненарочно и убил его — что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы? Нет, она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали в солдаты… А главное, ты бы на другой же
день стал рвать на себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бы к своей возлюбленной…
— А кто ж его знает! Должно, от горячки… Три
дня полежал в больнице и помер…
Божья воля.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух
божий; в течение шести мировых
дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление
божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое
дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего.
— Не вдруг, девушки! Мне с самого утра грустно. Как начали к заутрене звонить да увидела я из светлицы, как народ
божий весело спешит в церковь, так, девушки, мне стало тяжело… и теперь еще сердце надрывается… а тут еще
день выпал такой светлый, такой солнечный, да еще все эти уборы, что вы на меня надели… скиньте с меня запястья, девушки, скиньте кокошник, заплетите мне косу по-вашему, по-девичьи!